☆ I'm the one at the sail, I'm the master of my sea ☆
Очень давно думал насчет того, что могло бы быть с персонажами в том или ином мире. Вот это получилось:
Краткий сеттинг: Средневековье, ~конец 15 века. Время, когда начала зверствовать чума, задымились пожары и громко скорбя, плакал люд. Им, следующим церковным устоям и законам Хамураппи о ведовстве, нужен любой повод, чтобы объяснить массовые смерти, неурожай, происходящий в стране. В это время появляются т.н. дети Адама и Евы, цвет глаз которых мутирует в необычные оттенки, как индикатор сверхспособностей – природная гетерохромия, по которой можно определить цвет глаз (для пояснения, гетерохромия может быть также центральной). Эта гетерохромия служила индикатором магических способностей у «детей», которых суеверный люд называл попросту ведьмами. Что, если бы вам сказали, что у вас есть способности, данные вам с рождения из-за того, какой в необычный? Как бы вы жили со способностью, постепенно убивающей вас, но приносящей пользу? И как бы вы с этим жили, если суеверные люди ждут лишь повода, чтобы обвинить вас во всех своих бедах? Этот дар – палка о двух концах. Образно говоря: используя его, человек вынужден чувствовать на себе побочные эффекты, варьирующиеся от простой головной боли, до нервных срывов и бешенства, потери сознания на некоторое время. Правда, есть в этом и плюсы: такие даровитые счастливчики ничем не болеют ничем, даже чумой, вызывая зависть у своих сородичей. Именно поэтому даровитые гетерохромы (буду их так называть) имеют плачевную судьбу т.н. божественных детей – когда-то даже распространялось пророчество, что они рождаются в этот мир для того, чтобы спасти их от нашествия болезни. По большей части мир в условно одной большой стране состоит из обычных людей, презирающих гетерохромов. Они прибегли к законам Хаммурапи о ведовстве и объявили «охоту на Ведьм», единственной участью которых должна была быть смерть, перед которой жертву подвергали т.н. «проверке чистоты водой», где, согласно кодексу Хаммурапи, жертва могла либо утонуть, будучи схваченной водной стихией, либо выбраться на свободу. Это стало настолько действенным, что гетерохромов с каждым годом рождалось все меньше и меньше, а беды все росли и росли. Устройство было простым, как два пальца: в каждом селении создавались свои приходские церкви, которыми, в свою очередь, руководил настоятель. Под началом настоятеля было не только все селение и послушники, но и воинственные Охотники на Ведьм, занимавшиеся поимкой магов и расправой над ними. Церковь, в свою очередь, подчинялось отдельно взятому Папе (в этом мире – тренерам школ), и все вместе, папство съезжалось на верховный консилум, подчиняющийся избранному Его Святейшеству. Известно лишь несколько поселений, которые не были разгромлены охотниками: Карасуно, Датеко, Фукуродани, Некома и Нохеби. В каждом из них – свои правила и свои устои.
В Карасуно, где за всем приглядывает настоятель Коуши, а глава охотников – справедливый протагонист Савамура, рождается несколько талантливых детей-гетерохромов, скрывающих свои способности. Ими оказываются Хината, Нишиноя и Тсукишима. Еще в послушничестве каждый из них видит несправедливость заложенной системы и то, сколько несчастья это приносит окружающим. Но каждый следует своим путем. Так, например, грозовой элементаль Нишиноя, наделенный также способностью целителя, попал в церковь не сразу, а благодаря своему лучшему другу, Танаке – однажды по неловкости ударив его током в лесу, он долго откачивал его. И, когда Танака наконец разлепил глаза, надеясь увидеть хотя бы красну девицу, он был немного разочарован, увидев перед собой Нишиною. Они сдружились, и некоторое время Нишиноя был послушником в церкви, однако вскоре исчез, связавшись с подпольной бандой Тендо. Тсукишима, скрывавшийся в церкви, в отличие от своих собратьев способности почти не использовал, поскольку они отдавали болями и помутнениями разума. Очевидцам он давал сильнодействующие травы, а стекла роговых очков затирал то сажей, то свеклой, - тем, что под руку попадется, предпочитая темные мантии церковным балахонам. Его способности – истинное зрение, что позволяет увидеть все варианты развития ближайших локальных событий и чтение мыслей. Шоё обнаруживает свои способности не сразу. Когда его младшая сестра однажды замечает ненароком, что братец гнет ложки-вилки взглядом и пуляется огнем, после чего еще несколько дней отвечая на все с замедленной реакцией, не по себе становится даже самому Хинате. В то же время в лоне церкви растет талантливый послушник Кагеяма, которого себе в ученики берет Дайчи. Успех к молодому охотнику приходит почти сразу – у него восхитительное чутье на ведьм и он не боится, так сказать, взглянуть жестокой правде в глаза. Пропадая на заданиях вместе со своим наставником, он редко наведывает церковь, не подозревая, кто живет среди них. Все начинает происходить тогда, когда, прибыв очередной раз назад в церковь, Кагеяма замечает на площади, что происходит нечто необычное с Хинатой, после чего замечает цвет глаз. Видя, что плохо дело, Хината сбегает, и Кагеяма бросается в погоню. В этот же момент Кей, наблюдающий вместе со своим другом-лекарем Ямагучи травлю ненастоящей ведьмы, которую пресловутым способом под водой схватили церковники, не выдерживает и, с помощью своих способностей, заставляет выпустить жертву, поражаясь самому себе. Опомнившиеся охотники палят в него из ружей и арбалетов, и ослабленный своей способностью, израненный Кей сбегает, куда глаза глядят. Все это жутко раздражает Коуши, порядком уставшего от бессмысленных смертей, и он пускает вдогонку свои лучшие силы, оставляя только пасторов – Асахи, Шимизу и Ячи. Савамура пускается вдогонку Кагеяме и Хинате и вскоре настигает первого, чтобы вместе отправиться на поиски рыжего гетерохрома, а Танака садится на хвост Тсукишиме и еще долго будет мучать его, пока наконец на исходе второй недели Тсукишима не доберется к порогу дома Куроо в Некоме, падая в обморок от истощения прямо перед главным охотником. В Фукуродани ловят Хинату, желающего изменить несправедливую систему. Там его настигают Дайчи и Кагеяма. Скорее всего, прямо там Шоё и убили бы, если бы не произошла необычная аудиенция у настоятеля Акааши, где раскрылась личность таинственного Бокуто, оказавшегося анимагом. На вопрос, почему Акааши, известный своей расчетливостью и хладнокровными расправами с известными гетерохромами, держит в живых опасную ведьму, настоятель рассказывает, что у Фукуродани есть свои личные цели, для чего Бокуто оставлен в живых и скрывается у самого могущественного покровителя в селении: Бокуто должен вызнать рецепт от Чумы и принести его домой, чем скорее, тем лучше. Озадаченные этим охотники еще долго не могут смириться, но оставляют Хинату в живых, хотя и держат его в камере несколько дней. Шоё не унимается, и троица, с подключающимся к ним попеременно Бокуто, пускаются в путь, чтобы изменить представление людей о гетерохромах (содействуя в избавлении от Чумы), найти лекарство от болезни и достичь папства, чтобы рассказать обо всем. Между тем, поблизости в Некоме не все так гладко. Настоятель церкви, Яку, с помощью истязаний, лишает своей силы анимага Кенму. Охотник Такетора, который обнаруживает эти способности, еще долгое время чувствует себя виноватым. Таким путем Козуме становится послушником, тихим и забитым мальчиком. Алсо Некома не прекращает грызни с Нохеби, лежащей также по соседству. Оба селения обвиняют друг друга во всех грехах, на границе постоянно происходят стычки, но это мало помогает. Именно в атмосфере взаимной ненависти вырастает Куроо, главный охотник на ведьм в Некоме. Ему помогает Лев – послушник церкви и певчий мальчик на все села и веси, затычка во всех бочках и вездесущий типчик. Лев вообще смышленый малый, его в церковь отдала Алиса, скрытный гетерохром и единственная девушка в подпольной организации, которой удается спокойно жить в селении, не вызывая на себя подозрения. Ходят слухи, что она влюбила в себя настоятеля, поэтому тот принял белобрысого мальчишку. В отличие от нее, сестра Такеторы ни там, ни там не состоит, но умудряется получать хорошие сведения, нося их то туда, то обратно. Итак, найдя у своего порога странного вида юношу, Куроо пытается излечить его всеми подручными средствами, и, когда это происходит, наступает облом: мальчишка оказывается гетерохромом, а значит, его ждет только один путь. Можно, конечно, еще истязать его, но такую красоту портить жалко. Снарядившись всем необходимым и Львом, Куроо сковывает Тсукишиму и ведет его к реке, попутно пререкаясь с Кеем, пытающимся доказать свою невинность. Он понимает, что постепенно испытывает к нему симпатию, но возникает проблема – как отговорить Льва содействовать в обличении гетерохрома. В итоге мага бросают в воду, и только под конец Куроо сам останавливает Льва и вынимает захлебывающегося Кея из полноводной речки. Втроем они сбегают, так ничего и не сказав настоятелю. Это их не спасает: подобно крови, текущей в их жилах, их собратья пускаются по следу, чтобы вернуть их и судить по всей строгости. В такой ситуации единственно верное решение – бежать к своему старому доброму врагу, Сугуру. Зная, что в Нохеби все строится на кознях и интригах, что чужаков они не воспринимают, Куроо отводит туда Кея и просит убежища у настоятеля церкви Нохеби – Дайшо, который поделил свое коронное место напополам с Сакиджимой. Куроо не знает, но догадывается – Сугуру такой же гетерохром, который действует скрытно и верно, благо, помогают способности манипуляции сознанием. В их селении каждый третий – гетерохром, но одному черту известно снаружи, действительно ли в Нохеби убили кого-то своего. Зато извне они гораздо более известны стычками с гетерохромами и убийством беглецов. Особенно прославившиеся охотники среди них – Хироо, ученики которого – Кугури и Сегуро. Недолго думая и решая, что ему дополнительные проблемы не нужны, Сугуру связывается с подпольной организацией и легендарным чудомальчиком, после чего Кея забирают к себе маги-гетерохромы вместе с беглецами. Там Кей встречается с отрядом Хинаты, и вместе они направляются к папской резиденции, где засел Ойкава. Ойкава – умный малый, и с детства стремился в верхи общества, даже несмотря на свою гетерохромию. Его способность – выходить сухим из воды – создает вокруг него морок, благодаря чему он может менять некоторые факты в головах людей по своей прихоти. Заодно Тоору захватывает с собой друга детства, сделав его главой личной гвардии, поскольку Хаджиме знает его секрет. Детская любовь и привязанность теперь отошли на второй план, ведь Ойкава шантажирует его всем, чем только можно, чтобы Иваизуми не свалил далеко и надолго. В свою очередь ему подчиняется Ушиджима, как главный Охотник государства, и заодно глава в церкви Шираторизавы. Семи, настоятель церкви, ведет свою паству. Единственный гадкий (он же, по совместительству, рыжий) утенок Шираторизавы – Тендо, нарушавший правило «наша хата без гетерохромов», спустя некоторое время уходит из селения, создавая Тайную организацию, также известную, как подполье. Под своим началом он объединяет магов-гетерохромов и пытается создать действенные лекарства против Чумы, активно и незаконно торгуя своим товаром. Сейджо, граничащая с Ширатори, отличается своей хитростью и смекалкой – в отсутствие Ойкавы и Хаджиме, в тандеме руководят паствой и охотниками Макки и Маттсун. Ходят слухи, что Макки – единственный не-маг, вхожий в доверье подпольной организации и спонсирующий ее. Увидев все это, герои достигают папства, где и испрашивают милости у Его Святейшества.
☆ I'm the one at the sail, I'm the master of my sea ☆
Случился у меня ночной прилив вдохновения, чтобы хоть немного описать свою вселенную.
Вы знали? Знали? Знали?.... Нет. Вы забыли. Забыли, что скрывается за стеной сна. Что скрывается за железной стеной высокого зубчатого забора, убегает, подобно ступенькам, шаг за шагом ввысь, выше облаков, выше стратосферы, сжигая, убивая самое себя, в экстазе, все быстрее и быстрее, огнем вознося к тому, что сокрыто от будничного взора. Туда, к слепящим, будто отражающим в бесконечном пространстве космического неба, усыпанного звездами, стенам и колоннам, к бесконечным полям, усыпанным солнечными цветами, мерцающими, как светлячки. К уютным гротам и высящимся вдоль бескрайнего неба отвесным скалам, к бассейнам озер и бесконечным нитям рек, поющих в тон арфам и бубенцам, чей звук незримо рассыпан в воздухе. Все усыпано золотом, светится и переливается, и космическая симфония отражается в душах и сердцах братьев и сестер во свету, незримо следующих каждым твоим шагом. Они здесь, прямо за твоей спиной, повсюду, общаются с тобой, не открывая рта, как духи, что владеют телепатией. Не правда ли странное место? В обычном мире такого бы не поняли. В высоких башнях и колоннадах вьются они, будто бы уже давно здесь живут, и ты чувствуешь себя, как дома. В настоящем доме. Ты знаешь их всех, многих из них: политиков, ученых, пилотов космических кораблей и капитанов подводных лодок, жрецов, целителей, бардов, богатеев или нищих. Как и ты, они все приходят из разных мест, точнее – миров, и каждый из них имеет свою историю, и немало их полнится в воздухе, пульсируя током. И у каждого в конце пути есть одно предназначение: сгореть дотла, возносясь ко всеобщему врагу, имя которому – демон Жизни, тот самый, что воззвал и тебя, и всех живущих из полного Ничего. С каждым рассветом мир приходится покидать, оставлять, убегать, открывая глаза и видеть перед собой всю ту же безрадостную, серую картину, которую лишь изредка посещают моменты, заполняющие тот, далекий мир света и музыки, мир абсолютной красоты. Тебе отмерено лишь немного времени на его посещения, лимит тому – запас твоего воображения, и остается два пути: расходовать воображение, находясь более в том мире, нежели в своем, и быстрее умереть, вознесшись к звездам, либо состариться, отвергнув тот мир, потеряв воображение, потеряв всякую способность фантазировать и быть закоснелым циником, воспитывать будущее поколение и в конечном итоге быть преданным земле. И хлопают, хлопают бестелесные ладоши, провожая в последний путь тех, кто отказался от пут собственного мира. Как последний концерт, каждому сыграют свою мелодию на прощание. И летит сквозь бесконечное пространство космоса одинокий огонь, разгораясь и опадая обломками для того, чтобы оставить после себя звездную пыль, как напоминание о былом. Прежде, чем пуститься в последний путь, тебя подготовят Жрецы, сияющие так сильно, что сперва ослепляют. Они носят маски, усыпанные миниатюрными звездами и призрачными цветами, венец которых – сияющие камни; и вьются за ними золоченые плащи, скрывающие все тело, с необъятными, высокими воротниками. И каждому интересно узнать, кто же они в настоящей жизни, но за маской вряд ли узнаешь ответ. Будто бы обрядом, подготавливают они дух каждого, пока смертное тело там, где-то внизу, недвижно, белеет, и жизнь покидает его. Каждое утро ты возвращаешься в свой мирок, в вонючий городок, где по каменным улицам шастают воры и свиньи, где взрослые, что потеряли фантазию, управляют обозами, держащими курс во все края света, а смуглые рабы чинят деревянные домишки, почти смешивающиеся с грязью. Где орет мачеха и носятся дети, где книги с чердака, источник твоей фантазии, чуть было не сожгли. Ты сбегаешь, моля, чтобы поскорее настала ночь, и снова спасительный сон, где ты можешь быть собой, другим собой: не оборванным мальчиком, а статным юношей, у которого уже есть друзья, который сочиняет свет, льющийся и отскакивающий лучами от стен. Ты соткан и света и тепла, а не слабой, хрупкой плоти, и нет ран, нету боли и страданий. Ты вынужден ввязаться во взрослые проблемы там, внизу, как только тебе исполняется 14 лет, но железная дверца, что затворяет мир в твои грёзы, не захлопывается, и ты продолжаешь каждую ночь посещать свой собственный парадайз. И однажды во всем этом великолепии ты замечаешь чревоточину, совершенно незаметную для взора остальных. Ты заподозреваешь жрецов, когда один из них открывает тебе свою любовь, и безумным вихрем раскручивается цепь секретов и страшной правды, от которой ты не можешь отказаться. Тебе предстоит либо угаснуть, либо продолжить каждое утро возвращаться в тело ребенка и в конечном итоге жить жизнью, уготованной в сером приземленном мирке. Вобрать в себя горькую мудрость жизни настоящей, и знания жизни заоблачной. Но пока хлопают ладони – ты танцуешь в свете бесконечных огней.
☆ I'm the one at the sail, I'm the master of my sea ☆
Еще раз спасибо всем за игру) Вот и моя часть отчета. Заранее прошу прощения, если дословно привел неправильно чьи-то реплики или действия, все это - то, что узрел и запечатлел в истории Халландил, верный лорда Амраса.
ЕСЛИ СЧИТАЕТЕ, ЧТО У СЛЕДУЮЩИХ КЛЯТВЕ НЕТ СОВЕСТИ - ПОСМОТРИТЕ ИМ В ГЛАЗА Перестаю считать, сколько трупов каждый раз остается при встречах с собратьями. В глазах двоится, нет, троится. Боли подобно видеть их искривленные лица, и я стараюсь не смотреть, тупо уставившись в землю и держа оружие своего лорда. Скольких еще мы потеряем в этой бессмысленной резне? Зачем противиться своим же братьям и удерживать то, что принадлежит нам по праву? Мы пришли сюда за камнем, а остались ни с чем. Остальные разжигают большой костер, хоронят братьев. Мне нечего сказать. Остальным… кто-то рыщет в поисках детей Диора, лежащего тут же, подле мертвых братьев. О мертвых либо хорошо, либо ничего, но меня разбирает молчаливая досада, витающая в воздухе, ложащаяся невидимой вуалью на плечах двух старших братьев, за то, что случилось. Объявляют общий сбор, а там и двигаться надо дальше. Видно, как лорду Маэдросу с трудом даются слова, как Маглор сжал губы, а младшие лорды-близнецы… Да что тут сказать - видно, как они переживают, невооруженным взглядом (и это еще слабо сказано). Вижу по напряженной спине Халланорно, как тот пытается удержать лорда Амрода на ногах, по-своему, неуклюже. Амрас еще держится, сидит на коленях возле побледневших братьев. Где-то неподалеку всполохи огня высвечивают спины сцепившихся в объятиях Филега и Тэлы. По дороге в крепость из состояния задумчивости меня выводит волчий вой. Рывок вперед, выставить перед собой пику. Не хватало еще смертей после всего Дориата. Достаточно, итак сыты по горло. До костра еще далеко, до него – долгий ночной дозор у ворот, и каждый звук, разносящийся за пределами крепости, заставляет насторожиться. Внутренне мне хочется быть рядом с моим лордом, в целительской – но приказ есть приказ, а приказы лорда Маэдроса не обсуждаются. В такие моменты не могу не думать с уважением о Старшем (возможно, стоит сложить балладу, или же я пока слишком маленький для сего?). - Сочувствую. – говорит совсем рядом голос чаровника. Я проношусь вперед и падаю на ближайшее свободное место за общим столом. Сочувствую, - чуть громче, с горечью досады повторяет Рингвэ, не решаясь дотронуться. Со стороны, да и внутри тоже, - я полностью опустошен, кровь до сих пор мерещится на руках, и еще долго будет в моем сознании, как и кровь матери, утерянной в Альквалондэ, и кровь отца, которого я оплакал под звездами на новой земле. Глубоко внутри себя я сложил балладу по погибшим, но слова не больно-то рвутся наружу. Впереди ждал долгий ночной дозор, и небо, черное, как непроглядная тьма.
ХУДОЖЕСТВЕННО КИДАТЬ ШИШКИ ЧЕРЕЗ СТЕНУ КРЕПОСТИ В ВОЛКОЛАКОВ – ТОЖЕ ИСКУССТВО Дэрион учит мастерству ничегонеделания бойко, с шутками-прибаутками. По его лицу не понять, что он чувствует. Он снова отшучивается, приходя в себя после ран. Несколькими неделями ранее их дозор вернулся с раненным Амрасом. Тяжко вздыхаю и потираю затылок – когда-нибудь мой лорд перестанет геройствовать и рваться в любую нехорошую ситуацию. Когда-нибудь. А пока можно и покидать шишки, собранные в окрестных лесах, в волков – даром хоть свою заунывную волчью мелодию сменят.
- Ну зачаруй лезвие, ну Рингвэ!- я смотрю на мастера по чарам умоляющими глазами, в доказательство выставляя перед собой нагинату, заставляя его отшатнутся к дверям своей палаты. –Видишь, я недавно помог нашему славному Нарамату побить горного тролля! Ну что тебе стоит? Я так забалтываюсь, что не успеваю заметить, как где-то в промежутке между словами тот устало прикрывает глаза. - Я не могу. Слишком много оружия за один день. – мастер чеканит каждую фразу, я почти отчаиваюсь. Последнее слово остается за Кауном, подошедшим сзади: - Зачаруй, эта нагината стоит того. Немного позже, но он заслужил.
Как тянутся дни, недели, месяца – так вереницей в крепость потянулись путники. Кого-то мы спасали от волков и змей, а кто-то сам приходил торговаться. Сначала были двое гондотлим. Они пришли усталыми, долго стучали в ворота крепости, а когда массивные створки дверей расступились перед ними – взгляду предстала раненная, оперевшаяся на плечо своего лорда. Лекари живо отобрали их у нас, и только спустя несколько дней, оперевшись на покатое бревно, оба рассказывали, как пал их город Гондолин. Слова их сквозили грустью по предателю Маэглину и по потерянному дому. Мы с Айлиноном покачали головами в такт, с тяжелым вздохом поскрипывая перьями по манускриптам. А иначе кому записывать и помнить все то, что произошло в те темные времена? Говорили они также, что не все пали под стенами Ондолиндэ, и что бежали с ними и другие, успевшие спастись до того, как завалили тайные ходы. Ныне же эти двое держали путь на Балор, а до того к Гаваням, надеясь там отыскать своих родичей и собратьев по несчастью. Предложили им попутчиков, но те отказались, а после поблагодарили нас.
Приходили также наугримы: один из них старый, с седой бородой, в которой можно было бы похоронить еще целое войско родичей, и внук его. Старик охал и вечно бранил внука за торопливые суждения. Они пришли обменивать оружие и драгоценности, но вести о сильмариллах не долетали до их слуха, как понял я из разговора лордов. Несколько дней велась торговля, и вскоре гномы тепло попрощались с Амон Эреб, пожелав нам всем удачной торговли и попутного ветра.
Однажды Рингвэ решил устроить спарринг и проверить, как сказители крепости владеют оружием. Айлинон и я стояли на небольшой утоптанной полянке, крепко вцепившись в оружие. - Драться надо, используя не только руки, но и корпус. – зудит правильный, умудренный опытом голос. Я сдуваю прядь волос, небрежно зачесанную назад. Пытаюсь сосредоточиться, и мы меняемся оружием. Пока концентрируюсь – успеваю только зажмуриться, увидев очертания рассекающего воздух оружия, и в следующий момент мне по костяшкам прилетает деревком. Да уж, воин из меня пока так себе, но месяца практики говорят сами за себя, хотя сколько бы времени ни прошло, я все равно буду прятать от целителей свою гордость, чтобы они не думали, что меня можно чем-то вообще ранить.
Беда приходит, откуда ее не ждут. Поначалу разведчики докладывают, что севернее крепости разбит непонятно, кем, непонятно, какой алтарь. Туда разведкой направился лорд Маглор вместе с вооруженным отрядом. Самолично он разбил его и поведал, что было то капище, построенное, чтобы славить не безобидного божка, которому поклонялись вастаки крепости, а темному Майа. Позже полумертвую принесли Нурию, дочь вастачки. Пока мы тут крепость стерегли, она успела выйти замуж за легендарно красивого и правдоподобного вастака, непонятно, как очутившегося за пределами крепости, и такого же легендарно обманчивого. Закрутилась, завертелась, пришла в движение спираль раздоров, и скоро в крепости каждый стал спорить, что же делать с вастачками, поставившими под угрозу всех. - Сорок лет о вас заботилась - и вот какой благодарностью вы мне платите? - Охает женщина.
А меж тем случилось долгожданное событие – свершилось совершеннолетие маленькой Хэннайт, дочери Райнгиль, и она вступила в свои права. Лорды в ту ночь одарили ее золотом, серебром и особенно камнями, так, что звезды мерцали в их зеркальном отражении. Тогда, словно в затишье перед бурей, все веселились и пели, и было небо звездным и благосклонным к крепости сыновей Феанора.
А после из крепости отправилось посольство к Гаваням. Страшно думать, сколько всего произошло, пока я стоял, как прикованный, у дверей вастаческого жилища, сторожа его, как истукан. Интересно, могут ли эльфы поседеть, пока ожидают вестей от Лордов, отправившихся вместо их верных искать себе приключения на головушку?
Вернулись они, похоже, сильно расстроенные и огорченные. И сразу ушли в шатер лордов, что-то обсуждать, покуда остальные с интересом столпись у входа. Поочередно выглядывали близнецы, жалуясь, что их лица назвали злыми, а послов не пустили дальше гаваньских ворот. Да вы сами посмотрите на эти лица, сами посудите! Разве могут эти улыбки, на которых даже солнце играет солнечными зайчиками, а сердце радуется, приносить кому-то несчастье? Вот и я тоже думаю, что нет. Позднее вышел и сам Маэдрос, собранный, необычайно серьезный. Подле стоял Маглор, задумчиво прищурившись. Казалось, будто они обсуждали какой-то план, что простым смертным не дано видеть, и что лишь он один смог разглядеть. - Ты, ты, и ты – пойдете со мной. – Нельяфинвэ свободной рукой указал на нас, резко крутанулся на каблуках и исчез в крепости. Я аж забыл, что опирался на входную дверь, воодушевленно приосанившись и стукнувшись макушкой о низкий, всего лишь в человеческий рост козырек.
ОРОЧЬИ КРИКИ БЫВАЮТ НЕ ТОЛЬКО У ОРКОВТишина леса. Слышен только перезвон ветров в кронах деревьев, напоминающий мне о шуме прибоя, слышимом на Туне, в далеком детстве. Даже птицы, казалось бы, замолкли. - Всем разойтись. – четкий, негромкий приказ Маэдроса заставил вздрогнуть. В мрачной тишине Лайрус, Айлинон, Нарамат и я разошлись по сторонам. Невдалеке на склоне белела в закатных лучах Амон Эреб. Между просветами, у колен Высокого лорда, склонив голову, сидела Волья. Отсюда не расслышать, что они говорят, но по движению губ, по виновато склонившейся голове, по взгляду – как бы направляющему, всепрощающему и сожалеющему, я понял – обратного пути для вастачки уже нету. Огненной вспышкой мелькнул клинок, раздался звук разрезаемой плоти. Сердце дрогнуло, и я зажмурился. В следующий миг ее голова уже лежала рядом с телом, бессильно глядя на мир остекленевшим взглядом. Сжимаю губы, подхожу поближе. - Эта женщина дала клятву на крови темному Майа, не зная, кому дает обет. Она понимала, что это – единственный правильный выход для нее. – мрачно провозгласил Маэдрос, оглядывая спутников… - Устроим ей погребальный костер.
Шли так долго, что я перестал вести счет дней, сбившись. На горном перевале произошел обвал, и нам пришлось долго обходить его. Дороги те не чета были Тирионским, и иным другим, было сложно представить себе, как путники могли передвигаться по такой. А дойдя, я даже пожалел, что не вел календарь. Нас держали так долго, как могли, под воротами Гаваней. Наконец вышла (кто бы, вы думали?) сама Эльвинг с… мой взгляд не мог оторваться от прекрасно сверкающего камня на ее шее, а она улыбалась предельно вежливо, и даже как-то раздражающе. - Маэдрос, настало время забыть все наши прошлые обиды. – лилейно-нежный голосок заставлял сжать сильнее нагинату. Хотелось взять и схватить с ее шеи камень – так сильно он манил и так искусно тянула Эльвинг время. - Мы пришли сюда не для того, чтобы вспоминать об обидах. Мы пришли за своим. – настойчиво повторил Маэдрос, который раз. Привитая благость плохо скрывает их истинные намеренья и их несгибаемое упорство и принципы, от которых оба, похоже, не намерены уступать. Наконец они решаются бросить камень в море, уходя за ворота крепости.
- А что, много к вам хаживает нечисти? Томительно наше ожидание, но его скрашивают гондотлим и жители гаваней, что стоят в дозоре, и так, слово за слово, улыбка за улыбкой, мы разговариваем, все больше становясь похожими на товарищей, не на врагов. Тем не менее, каждый понимает, чем дело грозится обернуться. Вдруг слышится чей-то нечеловеческий, страшный крик, он отдается эхом и затихает вдали. Насторожившись, каждый перехватывает оружие. - То орки были? - Да нет, куда уж там, орки не так кричать горазды. К воротам подбегает один из гаваньских, сообщая, что едва живых, спасли из моря Маэдроса и Эльвинг. - Пустите в крепость. Там наш лорд. – Лайрус нахмурил темные брови, рядом встал каун. - Отоприте ворота. Мы хотим видеть Маэдроса – и мы готовы сложить оружие. Поколебавшись, ворота таки открыли, но к целительской допустили одного только Лайруса. Завидев знакомые лица гондотлим, направляемся с Айлиноном к ним, и пока время, точно песок, сыплется сквозь разрез бытия, нас успевают угостить и расспросить наши знакомые. Обернувшись к Лайрусу и Нарамату, замечаем не самую лицеприятную картину. - А где была ваша совесть, когда вы оскверняли Менегрот своими мечами? – шипит, как кошка, целительница-дориатрим. Ей отвечают единогласно и каун, и мастер-оружейник, так что мне остается лишь скромно дополнить их: - Наша совесть была при нас. Пока ее просят отойти и заняться другими делами, возвращается Эльвинг, вполне себе живая и невредимая, с такой же натянуто-вежливой улыбкой. - Выйдите за ворота. Слишком многим здесь больно смотреть на вас. - Пффф! Вам не нравится? Можете отвернуться. Другие здесь настроены к нам доброжелательно, спросите сами у обитателей. Нас обступают другие эльфы, и мы, нехотя, бросая нерешительные взгляды на целительскую, отступаем, ища только повод, чтобы пробиться туда… даже с голыми руками. Время тянется так медленно, что даже байки про разведение костров близ крепости становятся прискучившими. Наконец Маэдроса выводят, побелевшего, как мел, придерживая. Его тут же подхватывают и небольшой отряд возвращается обратно, в крепость, молчаливее и злее грозовой тучи.
- Уходите! УХОДИТЕ! Прочь!- кричат, как орки, как раненные звери, обитатели гаваней. Некоторые из них уже лежат на земле. За моей спиной громкие, пронзительные крики моего лорда: НЕ ДОБИВАТЬ РАНЕННЫХ. ДЕРЖАТЬ СТРОЙ. Эльвинг убегает из разрушенного города морем, сбегая вместе с камнем. Другие бегут, стараясь догнать. Ломится вперед и строй, но тщетно. Тщетны все наши старания: по злой иронии судьбы, или волей Мандоса, треклятый камень вновь ускользает из наших рук, когда ладонь почти сжимается. Стискиваю зубы и чувствую, как, отходя, ногой упираюсь в таран, которым мы с другими верными пробивались сквозь стену. Все случилось настолько стремительно, что теперь в ушах гремел этот крик, похожий скорее на орков: уходите! Прочь из нашего города! Вы не нужны здесь!
**** А после было празднество, и благословение Оссе, которое чуть не обернулось проклятием. Все смеялись и поднимали бокалы за неожиданный конец. Но конец, как известно, всегда бывает началом чего-то нового. Все собрались под сенью лунного света, вокруг Маэдроса. - Теперь, когда один из сильмариллов утерян – остался лишь враг на севере. Я спрашиваю, и пусть каждый примет для себя решение: кто пойдет со мной? - А ты еще сомневаешься, что мы можем не пойти? –усмехаются Амбаруссат. Маглор кивает, вставая по другую сторону, подле брата. Ввысь несутся согласные возгласы, и ночь полнится новой уверенностью. На север.
☆ I'm the one at the sail, I'm the master of my sea ☆
Первая партия нашего косплея по Сильму~ Models- Irtelheem, Vivian Fandom - Silmarillion Ph- Dorian (vk.com/dorian_photo) Все фотографии сделаны по артам Фобса